Мама не замечала интереса к себе, без внимания оставались подглядывания, прикосновения, прижимания и пятна от них. Мои «ухаживания», не встречая сопротивления, становились всё отважней, а уверенность в счастливой развязке крепла день ото дня. В самом деле, что отвратительного в моём желании, кто от этого пострадает? Что плохого в том, что два человека, по доброму, обоюдному согласию вступят в любовную связь?
И потом, кто лучше мамы, самого близкого человека, мог научить такому деликатному искусству как физическая любовь. В августе эти мысли уже не покидали, мама всё время была рядом и я стал, буквально, преследовать её. От былой робости не осталось и следа, я всё смелее использовал каждую возможность потрогать её. Как-то, склонившись, она мыла банки в ванной. Такая поза мгновенно заводила, без колебаний я направился к ней.
Сантиметрах в тридцати позади мамы располагалась стиральная машина, я стал протискиваться между ними боком, будто что-то хотел взять с подоконника. Как бы из желания ненароком не нарушить мамино равновесие, я взял её за бёдра, член, в боковом движении, упруго прошёлся по одной ягодице, вминая мамино платье углубился в промежность, и пополз по другой. Получилось слишком откровенно, пальцы ощутили как мама напряглась и замерла.
Сердце оборвалось, сейчас она должна была выпрямиться в развороте к сыночку и заорать: «Ах ты, свинёнок паршивый, да что же ты, бессовестный творишь?!». В оцепенении я несколько секунд смотрел в окно и ждал. Ничего не происходило; мама, мирно, продолжала мыть банки. Моя решительность вернулась ещё быстрей, чем дезертировала. На обратном пути я проделал тоже самое, только ладони легли уже на мягкую попку.
Близость с матерью, в моём сознании, становилась всё реальнее. Стоило ей оказаться спиной или боком, склониться к столу или к духовке, моя рука сразу тянулась к её бедру, талии или попке. Иногда она отстранялась от меня, предупредительно выпрямлялась, но гораздо чаще я достигал желаемого. Теперь можно было подойти к нарезающей морковь маме, обнять за талию и задать какой ни будь «умный» вопрос. Не глядя на меня, она отвечала, я спрашивал ещё, а рука опускалась к бедру, возвращалась назад.
Теперь уже, без какой бы то ни было натяжки, можно сказать - я лапал мамины прелести. В тот период, мама практически не смотрела на меня прямо. Не скрывать возбуждение в штанах вошло в привычку на столько, что я перестал надевать футболку, дабы хоть подолом прикрыть слишком откровенную эрекцию, а порой и вовсе высвобождал, упруго покачивающийся снаряд. Мои приставания становились всё настойчивей, хотя я всё ещё заботился о возможности сделать шаг назад.Дата добавления:08/12/2011 22:46
